Как нас ПЫТАЮТ в СИЗО и колониях
Не обязательно быть преступником, чтобы тебя посадили и пытали. С 2015 по 2020 год в Следственный комитет поступило 8,5 тысяч жалоб на насилие в тюрьмах, при этом следователи возбудили лишь 214 уголовных дел. Пытки даже не считаются в России должностным преступлением — комитет ООН против пыток в минувшем апреле в шестой уже раз призвал выделить их в отдельный состав, но воз и ныне там. Фермеры , активисты , журналисты правозащитники, простые рабочие и т.д. — силовики пытают людей, не глядя на их социальный статус или виновность. Корреспондент Глеб Дробиленко записал истории людей, прошедших пытки, о том, какими методами в России получают показания и повышают раскрываемость преступлений.
Михаил Мосягин, 45 лет, бывший правозащитник, бывший заключенный
Ранее занимался правозащитной деятельностью, в частности правами заключенных в организации «За права человека» Льва Пономарева. Бывший слесарь-инструментальщик. В 2008 году Михаилу подкинули наркотики. Почти пять лет он провел за решеткой по надуманному обвинению в распространении наркотиков, пока Верховный суд не отменил необоснованный приговор. Михаил рассказал о том, какими методами начальство нижегородской колонии помогало МВД повышать раскрываемость преступлений в регионе.
Когда я начал заниматься защитой прав заключенных, мне стали поступать угрозы от сотрудников исправительных учреждений.
Однажды к нам обратилась гражданка Ларьева, у нее в колонии убили сына. Когда она забирала труп, ей его отдали одетым, и сказали: «наш вам совет, вы этот труп не раздевайте, хороните в том же виде, в каком и получили. Сами понимаете, у вас дети есть, внуки, подумайте о них». Семья Ларьевых испугалась, решили посмотреть тело. Раздели его — а он весь синий, фаланги пальцев рук увеличены на 10 сантиметров, видно, что он долго висел на наручниках. Был у нас еще один труп с проломленным черепом, в свидетельстве о смерти было написано: «упал с лестницы». То они со второго яруса падают, то с лестницы, вечно с ними не все в порядке.
Из-за того, что я стал этой семье помогать и советовать как завести Уголовное дело на сотрудников ФСИН , мне подкинули наркотики. Нашли подставных свидетелей, которые утверждали, что я их продавал. Все обвинение было построено на показаниях этих псевдосвидетелей, которых я даже на суде не видел. Меня осудили по 228, повезли в ИК-14, где меня, естественно, уже ждали.
Меня отправили в 12 отряд. Он славился тем, что там осужденных «перевоспитывают» и «ломают». Делают из тебя, так скажем, послушное животное. За любое неподчинение — избивают, все, что тебе говорят, ты должен выполнять, низкие поклоны отвешивать, нравится тебе это, или нет. Не слушаешься — могут изнасиловать или помочиться на лицо. Насилуют, в основном, черенком от лопаты. Всем этим занимаются зеки по приказу руководства. Помню, мне однажды начальник сказал: < вот видишь, кого ты защищал. Ты их защищал, а они тебя сейчас избивать будут и насиловать>.
Во второй день пребывания в этом отряде, мне сломали ногу. Скотчем всего замотали, положили на живот, ноги задрали кверху. Один сидел на мне, держал, второй бил по ступням черенком от лопаты.
Раздробили все кости. Поотбивали все мышцы, чтобы я не мог больше сопротивляться. Это продолжалось 12 дней. Каждый день эти люди приходили и по полчаса дробили мне кости ног. Постоянно угрожали изнасилованием. Мне тогда хотелось помереть, просто помереть, чтобы это все поскорее закончилось. Естественно, заключенные это делали не по своей инициативе, у них был приказ от начальства. Они прекрасно понимали, что если они не сделают это со мной, то с ними сделает то же самое кто-нибудь другой. Они панически этого боялись.
Сейчас я на свободе. После пыток я стал хромать, постоянно чувствую боль, когда хожу. Некоторые из людей, которые занимались пытками заключенных, до сих пор работают в этой колонии. Человек пять точно. Есть там такие два брата Зайцевых… Сейчас ситуация немного изменилась. Раньше, «благодаря» пыткам, в Нижегородской области была рекордная статистика раскрываемости преступлений. Никто не выдерживал пыток и издевательств. Сейчас, насколько я знаю, там вроде пытать стали реже. Есть конечно случаи избиения, но таких масштабных издевательств стало вроде меньше, или их научились больше скрывать.
Системной борьбы с пытками в России нет. О них не расскажут по Первому каналу, а человеку, которого пытали, зачастую сложно признаться в произошедшем, особенно если имело место сексуальное насилие.
Как изменилась ситуация с пытками за последние 5 лет - никак!
Сейчас существование проблемы применения пыток уже не отрицает никто, однако представители правоохранительных ведомств предпочитают преподносить эти случаи как эксцессы.
Однако мы полагаем, что это до сих пор распространенная практика, а не единичные факты.
По нашим данным и материалам предоставляемых нам от осуждённых , подозреваемых и их родственников, в российских тюрьмах — скорее норма, чем исключение из правил: чем дальше от Москвы, тем хуже ситуация с пытками в колониях. В свидетельствах о смерти заключенных очень часто пишется „падение с лестницы“, и в таком случае можно говорить о том, что смерть наступила в результате длительных пыток»!
Дмитрий, 41 год, фермер, бывший заключенный
До возбуждения уголовного дела Дмитрий, простой слесарь, работал на заводе. Обычная, казалось бы, пьяная драка обернулась для него восемью годами в колонии строгого режима. Дмитрий рассказал, как в колонии-поселении № 11 города Губерля начальство насиловало и пытало осужденных.
Однажды вечером мы с друзьями подрались с местными криминальными авторитетами, которые держали наш район. Ничего особенного, обыкновенная драка по пьяни. После этого я решил пойти в полицию с повинной, мол устроили
побоище, принимайте. Мне дали подписать бумаги, якобы за «хулиганку», но позже я обнаружил, что в протоколе значилось «убийство». На мой немой вопрос мне ответили, что один из участников драки умер через несколько дней, а я прохожу по делу как его потенциальный убийца. Так я оказался в СИЗО.
Потом начались пытки. Они просто приходили, заставляли меня признаться в убийстве, и, когда я отказывался, начинали меня пытать. Делали «растяжку», потом по растянутым сухожилиям били дубинками, и длилось это каждый раз минут по 15.
Суд шел два года и два месяца. И все эти два года и два месяца я ходил весь черный и синий от этих бесконечных побоев. Били постоянно, в основном дубинками, кулаками и ногами. Наручниками пристегнут к батарее, и бьют. В изолятор посадят, и бьют за все, что попало. Лишают свиданий и передачек. Все самое плохое с тобой сразу делают. И так постоянно.
Я написал жалобу на пытки в ЕСПЧ, на что администрация мне сказала: «тебя за это сегодня ночью наши осужденные изнасилуют». Идет вечерняя проверка камер, и я понимаю, что это они за мной идут.
Меня затащили в изолятор, связанного всего, и пинали со всех сторон. Человек 15 было. Били так, что я уже боли не чувствовал. Сознание потерял. Скрутили меня лицом вниз, чтобы я не видел ничего, позвали в изолятор «петухов». Руки мне скрутили за спину, нагнули буквой Г, «петухи» эти держат меня с двух сторон, ну, а третий, замначальника, взял видеорегистратор, и снимает все на видео. Стоит сотрудников человек 15, замначальника им говорит: «смотрите, как надо воспитывать». Ну и все, один снимает на видео, а замначальника команды раздает осужденным. Говорит одному, чтобы он мне член в рот засунул. Ну тот член свой достает, стоит, боится. Начальник спрашивает его, чего он боится. А тот отвечает, что боится, что я ему член откушу. Тогда замначальника сказал осужденным, чтобы они разжали мне челюсти с двух сторон и держали так, чтобы я этому осужденному член не откусил. Ну, они мне челюсть разжали, держат. А тот все равно боится. Замначальника тогда сказал ему, чтобы он мне просто членом по лицу поводил. Ну и все. После этого мне замначальника сказал: «мы это видео положенцам и всем блатным отправим, чтобы все видели, кто ты есть на самом деле». Мне уже после этого жить не хотелось, смысл жизни был потерян. Хотелось просто повеситься, да и все.
Потом я в камере ржавый гвоздь нашел, вырвал его, и на своем теле имена и фамилии всех этих людей гвоздем вырезал. До крови корябал, корябал, все руки-ноги изрезал. Если даже убьют меня — на трупе то все равно имена их останутся.
Какие российские колонии сегодня наиболее проблемны в плане пыток и издевательств?
В Нижегородской области таковой до 2017 года включительно была ИК-14. Серьезные опасения вызывает ситуация в некоторых исправительных колониях Оренбургской области, Ярославской области, в Сибири, в ИК-7 , в ИК-2 , в ИК-3 Владимирской области и Владимирском централе. К сожалению, у нас всего несколько отделений по России, поэтому выявить наиболее проблемные колонии по всем субъектам Российской Федерации мы не можем.
Татьяна Сухарева, 41 год, политик, писательница
Татьяна Сухарева — президентка АНО «Центр правовой помощи и просвещения», автор книги «Жизнь по ту сторону правосудия» о положении женщин в российских тюрьмах. В 2014 году Татьяна решила выдвинуться в депутаты Московской городской думы, после чего на нее завели уголовное дело о продаже поддельных страховых полисов Осаго и осудили на пять лет. Татьяна рассказала о политических преследованиях, пытках и жизни в условиях лишения свободы.
9 июля мне позвонили из Избиркома и сказали, что мои документы в порядке, и я буду зарегистрирована как кандидат в депутаты Мосгордумы. На следующий день, в тот самый день, когда я должна была получать кандидатское удостоверение, ко мне домой ворвалась толпа вооруженных ментов. Их было около десяти, все с автоматами. А я в этот момент вышла из душа и была голой. Увидела толпу мужиков, поняла, что стрелять они не будут, но вполне могут меня, например, изнасиловать. Ну, обнаженная женщина, неизвестно, какой глюк у них случится.
Я попросила дать мне одеться, они просто кинули мне халат, пришлось делать это при них. После этого они устроили обыск. Изъяли всю технику, и мою, и моих соседок, то есть лишили меня связи полностью, перевернули все вверх дном. Когда я стала сопротивляться, они избили меня пластиковой бутылкой с водой. Потому, что она не оставляет следов. После избиений сказали, что я прохожу свидетелем по делу о поддельных страховых полисах. Потом начались вопросы. Первый вопрос: были ли вы на Болотной, и когда в последний раз въезжали на территорию Украины.
После обыска меня повезли в мой избирательный штаб (он же по совместительству и офис). Оттуда вынесли все документы и деньги, все полисы. Когда я попыталась позвать на помощь из окна, меня избили бутылкой с водой по позвоночнику. Потом зачем-то повезли в УВД ЮВАО. Пока мы ехали, один из [сотрудников] приставов предложил другому «прогуляться со мной в лес, чтобы я стала сговорчивей». В УВД майор Тамара Демидова пыталась заставить меня подписать протокол. Когда я отказалась подписывать и стала требовать адвоката, она подала знак рукой, и меня избил бутылкой с водой оперуполномоченный Александр Кудряшов. Насколько я знаю, он там уже не работает.
После поездки в УВД меня отправили в СИЗО, даже не сняв побои. Со мной в камере сидели еще 40 человек, там я провела 18 месяцев, 2 из которых держала голодовку. Потом форму заключения сменили на домашний арест. На меня надели специальный браслет, первое время я могла гулять в течение часа, но позже у меня отняли даже это базовое право. Продукты мне приносила соседка. После 47 апелляций уголовное дело было закрыто, и я оказалась на свободе. Однако, недавно дело снова было открыто и расследование по делу было продлено до 2 августа 2020 года. Сейчас Татьяна находится на свободе, однако ее свобода будет зависеть от исхода возобновленного расследования по делу. Татьяна считает, что дело было заведено исключительно по причине ее политической деятельности и активизма.
Как часто и каким образом структуры пытаются помешать вашей деятельности?
Все начинается с уговоров забрать заявление или запугивания наших заявителей. Затем мы сталкиваемся с отказами в регистрации сообщений о преступлении.
Но здесь нужно сделать поправку. Если в Нижегородской области мы получаем талон-уведомление о регистрации сообщения о преступлении, то зарегистрировать аналогичное сообщение в Москве — это зачастую невыполнимый квест. Особенно, если дело касается применения насилия к участникам протестных акций.
Ну, а после регистрации сообщения следует длинная череда различного рода бездействий и очковтирательства, с которыми приходится бороться в судах. Но тоже с переменным успехом, поскольку суды у нас демонстрируют парадоксальные подходы к одним и тем же нарушениям.
Александр Пронин, 44 года, бывший военный, мастер строительно-монтажных работ, охранник, бывший заключенный
Он, на полтора года сел по 264 статье, часть 1. За аварию. Превысив скорость, он перевернулся на своей машине, и его пассажир получил травмы. Александр рассказал о том, почему начальнику ИК-14 пришлось пуститься в бега.
[В нижегородскую ИК-14] привозят людей со всей России на «ломку». Первое, что я там услышал: «убейте его». Начальник колонии сказал своим подчиненным, чтобы они убили меня, и ушел.
Меня сразу же перевели в карантин, забили там до полусмерти. Они просто приходили каждый день и по несколько часов били по еще свежим переломам и гематомам. Потом стали подвешивать к потолку. Это называется «подвешивание на дыбу». Руки убираются назад, связываются между собой, тебя привязывают за веревку к потолку и поднимают. К ногам могут привязать что-нибудь тяжелое, чтобы повысить «эффективность» процесса.
Так я висел каждый день по четыре часа в течение двух месяцев.
Сейчас я на свободе. У меня полностью разорваны связки и сухожилия, идет разрушение плечевых суставов, я жду операцию по их замене.
Начальник этой колонии, Волошин, сейчас в бегах, никто его до сих пор не поймал и никто его не ищет хоть он и объявлен в международный розыск.
Генерала-дежурного, начальника УФСИН по Нижегородской области после того, как в колонии произошел переворот, отстранили, Путин лично объявлял об этом.
Но он же по телевизору всем рассказывал, что в России есть колонии, в которых можно всех «переломать».
О том, что творилось в ИК-14, в Москве знали во всех структурах, вплоть до, наверное, администрации президента.
Все это говорит о провальной кадровой политике во фСИН , в МВД , и о том, что системная борьба с пытками в ведомстве не ведётся.
В местах лишения свободы ситуация очень осложнилась тем, что осужденные зачастую лишены простой возможности пожаловаться. Почему мы делаем такой вывод? Люди бояться за свою жизнь и своих близких , и это очень тревожный сигнал. Те же тенденции прослеживаются в работе общественной наблюдательной комиссии. Если раньше, например, осужденные обращались к нам , членам ОНК, сообщали о фактах насилия, то за последнее время люди стали бояться ещё больше , причем подозреваемые и осужденные очень просят никому об их обращениях не сообщать, опасаясь дальнейших избиений , унижений и вымогательств, бояться за свои жизни.
Какие есть пути воздействия на начальство колоний?
Это прежде всего тщательная фиксация нарушений, опрос осужденных, сбор медицинских доказательств и последующая подача заявлений в прокуратуру и следственный комитет.
Но все это будет бесполезно без дальнейшего плотного юридического сопровождения этих заявлений и обжалования бездействия следственных органов и прокуратуры. Надо быть готовым к тому, что это может длиться годами.
Герои нашей статьи сейчас уже находятся на свободе, но это не отменяет травм, физических и психологических, которые они получили, находясь в заточении и подвергаясь избиениям и пыткам.
По подсчетам РБК, на каждые 56 сообщения о насилии со стороны сотрудников колоний или СИЗО приходится лишь одно уголовное дело. В отдельных регионах из сотен сообщений хода не получило ни одно.
Сейчас все, что происходит в колониях и СИЗО не покидает эти стены. Пока журналистам и правозащитникам по прежнему бывает сложно проникнуть внутрь мест лишения свободы, вряд-ли стоит ожидать каких-то глобальных перемен. Старые добрые методы по прежнему остаются самым эффективным способом «пригладить» статистику раскрываемости преступлений.
Комментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи.
1 0
https://www.dropbox.com/s/fa6b1tb1urrgu0h/ww.jpg?dl=0